"— Бери, — говорит дворник: — нам не велено держать! Как помрет, так кто отвечать будет?
"— Освободи ты меня до завтрашнего числа! Дай буфет принять — сделай милость! Ведь, братец ты мой, из деревни пишут… а ведь это место, скоро ли его найдешь?
"— Где ей до завтрева прожить?.. Эва, она уж икает!
"— Ей-богу, проживет — она живуща! Это ты не гляди, что икает… Ей-ей, проживет!
"Оба они, без всякого сомнения, были люди, а не звери; но что же делать, если разные "меры", дойдя до народа, резюмируются только выражением: "ответишь!" Все это я узнал от Варюшки, возвратившись домой часу в седьмом вечера. Она объявила мне, что сейчас только увезли в часть Аксинью Васильевну. Пришли племянник с дворником, долго разговаривали около нее и увезли в часть. Что такое, думаю? Немедленно же я отправился в часть — и застал там такую сцену. Дворник и племянник держали почти бездыханную Аксинью Васильевну под руки и — ни много, ни мало — слезно упрашивали полицейского врача выдать теперь же, то есть когда она еще была жива, свидетельство на ее погребение. Дворник говорил, что раз это свидетельство будет у него в кармане, он не только не побеспокоит Аксинью Васильевну, но и похлопочет, чтобы она померла честь-честью, то есть причастит и исповедует. Буфетчик слезно молил оказать ему эту услугу, так как от этого зависит все его будущее, что он и его родители люди бедные, и неужели ж он захочет его разорить? Что, ежели новый хозяин откажет, а старый не примет?
"— Да ведь она жива еще! — с изумлением слушая эти мольбы, возразил было врач.
"— Умрет-с! — в один голос произнесли и дворник и буфетчик.
"— Она до утра не доживет-с, извольте поглядеть… нос… Она уж утре икала! — прибавил дворник…
"А когда старуха, все время безжизненно висевшая на дюжих локтях своих спутников, приподняла голову и каким-то басистым шопотом произнесла: "Жжи-в-ва!", то буфетчик прижал ее руку локтем и нетерпеливо шепнул:
"— Да будет вам, — кажется, можно и помолчать покуда.
"Сцена была достойная внимания! Я прервал ее и взял старуху на свою ответственность. Впрочем, по дороге из части домой она отдала богу душу…
"В тот же вечер заглянул я и к моему приятелю. Застал его; сидит, пишет письмо.
"— Вот, — говорит, — извещаю одного моего заграничного друга о моем успехе.
"— О каком это? — спрашиваю.
"— А приказ-то о мерах? все-таки начало!
"— Ну, — говорю, — не знаю, точно ли это успех, — и рассказал ему про Аксинью Васильевну.
"Задумался мой парень, крепко задумался. А успех точно от всего этого был, только совсем не там, где бы следовало. А именно: изволите вы помнить этих двух лиц — просвещенного иностранца и непосредственного человека, — которые поддержали в думе пользу мер? Помните? Ну, так вот они и получили! Иностранец фабрикант, изволите видеть, выстроил при фабрике помещение для рабочих и назначил за комнату два рубля в месяц. Рабочие не шли, потому что привыкли жить артелями, человек по двенадцати, и платить за квартиру так рублей шесть, всего, стало быть, по полтиннику, и притом со стиркой. При заработке рублей в пятнадцать это большой расчет! Вот иностранец-то и поналег на кубическую сажень воздуха… Что же касается непосредственного человека, то он выкинул другой фортель. По Шлиссельбургскому тракту у него было пустопорожнее место, не приносившее ему никакого дохода. Услыхав в реферате про "навоз" и про "вред", он энергически настаивал на штрафах, говорил, что без этого ничего не поделаешь, и в особенности напирал на то, что хорошо бы штрафовать содержателей хлебных амбаров за нечистоту, делаемую голубями и прочей птицей: птичные дворы также предполагал он обложить штрафами за несвоз нечистот. И всех этих мер он добился. Теперь на Шлиссельбургской дороге вы можете встретить такую вывеску: "Оптовая продажа удобрений, а также голубиных и птичьих пометов". Пуд стоит иногда до двадцати пяти копеек. Кроме того, эта седая бородка целое лето торгует льдом, который, как известно, долго не тает под мусором и навозом…
"Так вот, изволите видеть, какой оборот-то вышел? То есть дело выгорело совершенно в другую сторону, вовсе не туда, куда хороший человек метил".
Максим Иваныч замолк.
— Все? — спросили его.
— Все, больше ничего нет.
— Но к чему же вы все это говорили?
— Как к чему? Да просто так сказал… Потому сказал, что поглядишь, поглядишь и не знаешь — что такое творится на белом свете. Вот почему. — Тоска!
Все очерки и рассказы печатаются по изданию: Сочинения Глеба Успенского в двух томах. Том первый. Третье издание Ф. Павленкова. СПБ., 1889. Раздел IV. "Очерки и рассказы". Повесть "Очень маленький человек" печатается по первой публикации — "Отечественные записки", 1874, No№ 2, 5.
В разделе "Очерки и рассказы" Успенский поместил произведения, по материалу и тематике примыкающие к циклу "Разоренье". Писатель включал эти произведения во все прижизненные собрания сочинений.
Впервые опубликовано в журнале "Дело", 1868, № 5, подпись: Гл. Ус-кий. При включении в собрание сочинений очерк подвергся стилистической правке.
В очерке отразились личные наблюдения Успенского в период его учительства в Епифани (см. примеч. к очерку "Будка").
Очерк является одним из вариантов темы омещанивания разночиной интеллигенции, впервые поставленной Помяловским в его романе "Молотов" (1861). Та же тема затронута Успенским в "Разоренье".